В этот праздничный день формат сайта «Военная хроника» будет немного другим. Сейчас вы познакомитесь с человеком, благодаря которому память о Великой Отечественной войне никогда не угаснет в наших сердцах.
В интернете уже очень долгое время работает сайт «Я помню» (iremember.ru) — на этом ресурсе вы можете прочитать тысячи задокументированных воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны, увидеть их наградные листы и даже схемы некоторых боев. Сайт создан не ради коммерческой прибыли, все участники проекта работаю безвозмездно и есть даже памятка для людей готовых записать интервью с ветеранами — «Помощь в подготовке интервью».
Автором и создателем проекта является Артем Владимирович Драбкин — известный некоторым, как сценарист замечательного документального цикла «Великая война» (СтарМедиа) в 18 сериях. Он активно сотрудничает с ветеранскими организациями и не так давно ездил в Германию, где брал интервью у ветеранов Вермахта и СС, подробнее об этом путешествии смотрите в передаче «Победа СССР — взгляд проигравших».
Отдельного внимания заслуживают книги Артема Владимировича, полный их список, самые известные из них «Я дрался на Т-34» (2006), «Из адов ад. А мы с тобой, брат, из пехоты…» (2012), «Я дрался в СС и Вермахте» (2013), «Я дрался с Панцерваффе» (2007) и другие, всего более 40… Драбкин задумал проект «Я помню», когда понял, что теряет связь с поколением, воспитавшим его и поэтому столь дорогим и близким. Спасибо Артему Владимировичу Драбкину за его нелегкую работу!
Ниже приведены небольшие выдержки из некоторых интервью с сайта «Я помню». По ссылкам доступна их полная многостраничная версия с доп. материалами.
Москаленко Василий Иванович. Уничтожил 4 танка противника и сам трижды горел в танке (схемы танковых боев прилагаются).
— Что делали танкисты, когда попадали под авиабомбежку?
— Сидя в машине сверху, наблюдаешь, когда немцы бросают бомбы. У них так проходило: штурмовики налетали парами. Один пикирует и бросает бомбы, одну или две, а второй включает чертову сирену, которая раздирает все внутри. Смотришь – летит бомба. Сразу не определишь, куда она летит. Перелетит или не долетит. Чаще всего происходили недолеты. Это я хорошо помню. Механик-водитель сидит, как у нас называлось, «на мази». Дашь ему команду «вправо» или «влево» — он тут же отскочит метров на тридцать или двадцать. Немцы, я вам скажу, крайне редко когда могли попасть по танку.
— Как вы можете прокомментировать высказывание: «танки воюют вдоль дорог». Случалось ли марши по бездорожью совершать?
— Разные бывали случаи. Могли и по бездорожью идти. Большей частью в прорыве в первые дни мы только через поля, по окраинам и шли, потому что дороги противник всегда простреливал. Заранее готовил позиции. Так что старались их обходить. Далее…
Розенберг Самуил Иосифович. Разведчик. Ему один раз довелось лично видеть маршала Конева и даже пожать его руку.
– Первый разведывательный поиск?
– Получили приказ – Взять «языка». Мы находились на немецком хуторе, вдали небольшая роща, перед нами нейтральная полоса. Видим немецкий блиндаж и ДОТ. Лейтенант говорит –«Надо обходить». В группу захвата определили четверых : Пестрякова, меня, и двух «западных» украинцев, Корба и еще одного. Маскхалатов не было, так мы нашли белые простыни на хуторе и сами себе из них сделали маскхалаты. Поползли по полю, а там оставлены хуторянами большие навозные кучи, и мы, прикрываясь ими, продвигались вперед, стараясь принять вправо от ДОТа. Слышим звуки: немецкая речь и удары лопат о мерзлую землю, кто-то копает перед нами траншею. Приготовились, смотрим, а четвертого с нами нет. До немцев метров двадцать. Кинули три гранаты, и рывком вперед.
Один молодой немец стоит в траншее с поднятыми руками и орет –«Нихт шиссен!», еще один лежит сильно пораненый на дней траншеи, а остальные — уже «готовые».
«Сибиряк» пытался поднять раненого немца, но тот оказался тяжелым, и пришлось его добить. Только мы стали выбираться с «языком» из траншеи, как по нам начал бить пулемет из ДОТа, Сразу в небе появились осветительные ракеты и мы тоже выпустили из ракетницы красную ракету, сигнал артиллеристам на прикрытие. По всей передовой началась заваруха, но мы втроем дотащили «языка» до навозных куч, и видим, что наш, четвертый, прячется там.
Он увидел, что мы ползем с «языком», так молча к нам пристроился, как ни в чем не бывало… Вернулись во взвод, молчим, а ночью за этим, «четвертым», пришли «особисты», забрали его в СМЕРШ, и с концами. Далее…
Коковин Фёдор Иванович. Механик-водитель ИС-2
– А где экипаж ночевал зимой?
– На машине. Один год, и зимой и летом – ночевали на машине. На жалюзи, погреться по очереди. Вот так заберешься под брезент, что машину закрывает – тепло! Вздремнёшь, уснёшь. На жалюзи меня однажды в лесу зацепило и вместе с брезентом выкинуло. Задняя машина успела заметить. А я не проснулся даже! Вытащили брезент вместе со мной. И снова на машину. Спасибо, хоть заметили! А так-то могли проехать.
– В ИС-2 люк механика-водителя – он же не открывается, да?
– У нас вот два люка – верх и низ. Больше не было ничего.
– Каким люком чаще пользовались механики?
– Машина тяжёлая, если мягкий грунт, то почти до самой земли – не пролезешь толком. А если твёрдый грунт, зимой, то нижним ещё можно попользоваться. Далее…
Петров Алексей Лаврентьевич.
— Как вас встречало мирное население в освобождаемых странах?
— В Германии никто не безобразничал, а в Прибалтике у нас одного солдата Верещагина даже побили до полусмерти за то, что он русский. Кричали ему при этом: «Оккупант!» В Польше мирное население вело себя спокойно, но у них кроме просоветских партизан из армии Людовой воевали по лесам националистически настроенные соединения армии Крайовой. Какой-то отряд «Крыша» много нам мешал, атаковал в тылу войска. Был без жалости уничтожен, когда на наши дивизионные тылы напал.
— Трофеи собирали?
— Нет, я этим не увлекался. В Германии нам разрешили отправить домой посылки, я одну послал, какую-то ерунду, первое, что в руки попалось. Оказалось, что это шелковый подкладочный материал, я-то думал, что ткань нашел.
— Довелось пользоваться немецким трофейным оружием?
— Я некоторое время в Прибалтике носил немецкий автомат, потому что тылы опаздывали за нами, патроны к ППШ закончились, а к немецкому Шмайссеру в бою всегда их достать можно. Но все остальное время воевал с ППШ, это хорошее оружие. Далее…
Морозов Евгений Давыдович.
— Берлин то взяли 30 апреля. А мы 29-30 пленных сопровождали, а потом нас в Берлин направили. Берлин – огромный город, горелый, разрушенный, американцы поработали здорово, все разбили. Страшно было. Немцы попадались голодные, испуганные, а мы боялись, что нам сверху могут что-нибудь швырнуть… Они же всю молодежь призвали, парнишки 15-17 лет. Помню какой-то из винтовки стрельнул в нашего командира, но не попал. Пуля еще позвякала, а он по крыше убежал. В него пульнуть ничего не стоило, но что его одна смерть… наши не стали стрелять, пожалели. Этот пацан спрыгнул, подвернул ногу, винтовку бросил… Вообще, в Берлине нам боев не досталось.
На второй день в Берлине рано встали, позавтракали, подъехали к рейхстагу, к Бранденбургским воротам. Поднялись туда… Берлин, как на ладони весь виден, подошли к рейхстагу, расписались. Все было исписано – на столбах, на колонках, даже на потолке умудрялись писать, кто чем, кто карандашом, кто углем. Я головешкой написал: «Морозов из Курска». Далее…
Городецкий Михаил Аркадьевич. Киевский еврей, на фронте с первых дней войны.
Когда мы отступали, к нам подходили местные хлопцы из сел. Один раз окружили меня, говорили мне: «Скажи – «кукуруза»! Скажи – «пшенка!» Потом говорят: «Когда до села дойдете, мы тебя на телеграфном столбе повесим». А командир мой, капитан, говорит:
– Что такое? Что они к тебе все время пристают?
– Я еврей.
– А что это – «еврей»?
Он был из России, откуда-то с севера, и даже не знал, кто такие евреи.
Когда мы отступали, то уже сообщили, что в Бабьем Яру немец уничтожил 33 тысячи 500 человек за два дня. Я сам себя спрашивал: «Каким оружием они могли убить столько людей за два дня?» Я этого не мог себе представить. А потом в 1946 году я ездил на Бабий Яр, брал песок и вез его на Крещатик, для строительства. Тогда возле Бабьего Яра еще лежали убитые немецкие пулеметчики. Сгнившие, подойти нельзя было. Они погибли в 43-м году, когда наши освобождали Киев. Так и лежали, человек шесть их было, рядом каски валялись. Только потом их убрали. Далее…
Пудов Петр Дмитриевич. Наводчик СУ-76
— Какие цели Вы больше всего поражали в бою?
— Исключительно пулеметные точки противника. Мы хорошо могли их выбивать. Для борьбы с танками использовались СУ-85 и СУ-100, или СУ-152, мы же сопровождали в атаке пехоту. Иногда били по блиндажам и артиллерийским позициям.
— Доводилось стрелять с закрытых позиций?
— Нас использовали только на прямой наводке. Вот в Берлине, в ходе городских боев, несколько раз пробивали брешь в зданиях по координатам, тогда стреляли по карте – давали 10 осколочно-фугасных снарядов. Далее…
— Что было самым страшным на войне?
— Неизвестность. Постоянно ждешь, что будет: или на нас полетят снаряды, или еще что. Мы, молодые, лучше переживали бои, чем самоходчики старшего возраста – к примеру, заряжающего дома ждали дети и жена. Когда в бой идешь, всегда заметно, что человек нервничает. Хорошо помню, как пожилой заряжающий той самоходки, где экипаж от фаустпатрона сгорел, на ужине ходил туда-сюда, не разговаривал ни с кем – чувствовал человек, что что-то плохое случится. Мы, молодежь, ничего не чувствовали. Или судьба такая, или что.
Гордеев Анатолий Николаевич. Летчик-истребитель. Его технику пилотирования на спарке Ла-5У проверял Василий Сталин.
Пересекли линию фронта, повернули в сторону Дона, и по нам зенитка начала лупить. Немцы хитрые, у них разрывы зенитных снарядов черные, издалека заметные – решают задачу наведения авиации и облегчают прицеливание. Наши дымчатые, они теряются на фоне облаков, их не видно. Дошли мы до Дона, развернулись на 180 градусов и пошли к Сталинграду – за нами тянется хвост черный от разрывов. Не было никакого страха, только любопытство какое-то мальчишеское.
– Вас распознавать типы немецких самолетов учили?
Очень поверхностно. Мы врезались в эту группу, и начался воздушный бой. Стрелки мы были никудышные. Я, например, забыл, что я ведомый, и, увидев справа бомбардировщик, чуть-чуть отвернул и взял его на прицел. Нажимаю гашетку – трассы 37-мм пушки прошли между фюзеляжем и центропланом. Взял другое упреждение, только нажал гашетку – и сам оказался под огнем. Я как-то инстинктивно толкнул ручку от себя, самолет провалился, и трассы прошли выше меня – это меня и спасло. Я поэтому не понял, попал сам или не попал, вернулся к ведущему, и дальше уже ведущий атаковал. В общем, воздушный бой такой крупный получился, что трассы образовали целую сеть, и среди них очень выделялись наши шары 37-миллиметровые. Мы носились среди бомбардировщиков, они рассыпались, кто куда.
– Много вылетов на Берлин было?
Нет, не много. Через несколько дней наши войска вышли на окраины города, и бомбардировщиков вообще перестали пускать туда. Штурмовики, по ходатайству наземного командования, действовали без оружия, просто летали над городом. Как только образовывался какой-то очаг сопротивления, они туда пикировали, немцы прекращали вести огонь и прятались, чем наши бойцы и пользовались. Далее…
Сторожук Владимир Адамович.
Перед нашим разведвзводом стояла задача в отыскании спиртзаводов и принятие их под охрану, чтобы не допустить разграбления спирта. В том районе Польши было размещено более десятка спиртзаводов и немцы, зная слабость русских к спиртному, отступая не разрушали их. Они предполагали, что русские солдаты, добравшись до спиртного, напьются и не смогут наступать.
Действительно, нарушения дисциплины были, и по этому мне было поручено отыскать такой завод, выставить часовых до прибытия тыловой команды и передать ей этот «опасный» объект. Кроме того, в связи с быстрым продвижением наших войск доставка бензина для автотранспорта задерживалась. Так что, для заправки машин использовали запасы спирта. Моторы, хотя и работали с некоторыми перебоями, но темп наступления не снижался. Далее…
Левин Натан Маркович.
— Какие отношения были у Вас с населением Германии?
— Я встретился с цивильными немцами уже под самым Берлином. Они сидели в подвалах и очень нас боялись. Когда немцы видели, что едет наша повозка, то они убегали — я это видел своими глазами. Поэтому никакого контакта с ними у нас не было. А когда мы ехали в Хемниц, то уже с ними контактировали. Я немножко «шпрехал» по-немецки, мог у них что-то попросить. Все вежливо — «битте» и все такое. Немцы давали все, что мы просили — фураж для лошадей, а один раз помогли ремонтировать повозку. Я замечал, что они боятся нас, вооруженных до зубов. Лично я к ним относился нормально, потому что это были мирные люди. Молодые люди, и те, кто пришел из армии, нам обычно не показывались. Если к нам кто-то выходил, то это был глубокий старик или старуха. Молодые девки боялись, что их изнасилуют, но мы таким не занимались. Не скажу, что мы были какие-то слишком порядочные в этом плане, просто мы боялись — мы же были одни на этой телеге. Что-то не так сделаешь, кто-то тебя и пристрелит — это ж война. Поэтому мы немцев не трогали. Далее…
Данный материал не является рекламой ресурса и создан по инициативе автора сайта «Военная хроника».